Одна в Париже - Джоджо Мойес

– Merde! – говорит он. – Но ты должна при этом делать строгое лицо. Merde!

– Merde! – Она вскидывает руки, совсем как Эмиль, а затем снова заходится в приступе смеха. – Нет, мое произношение никуда не годится!

– Дерьмо.

– Дерьмо, – повторяет она, подражая его низкому голосу. – А вот это я могу.

– Нет, ты ругаешься как-то без души. Мне почему-то всегда казалось, что английские девчонки матерятся как сапожники, разве не так?

– Блин! – говорит она и оглядывается на Фабьена.

И он вдруг замечает, что наблюдает за ней. Да, она не красавица. По крайней мере, не такая красивая, как Сандрин. Но есть в лице его новой знакомой нечто столь притягательное, что невозможно отвести глаза. Ему нравится, как она забавно морщит нос, когда смеется. И то, как при этом ее лицо сразу становится виноватым, словно она делает нечто предосудительное. И то, как она широко улыбается, показывая мелкие белые, совсем детские, зубы.

Их взгляды на секунду встречаются, он видит вопрос в ее глазах, и в воздухе висит невысказанный ответ. Да, Эмиль занятный, говорит ее взгляд, но только мы знаем, что между нами что-то есть. Он отворачивается, чувствуя, как напрягаются мышцы живота. Тогда он встает, подходит к барной стойке и заказывает выпивку на всех.

– Похоже, ты наконец решил двигаться дальше? – спросил бармен Фред.

– Она просто друг. Приехала из Англии.

– Ну как знаешь, – говорит Фред и наполняет стопки. Ему даже не надо спрашивать, что они будут пить. Сегодня же субботний вечер. – Кстати, я ее видел.

– Сандрин?

– Да. Сказала, что сменила работу. Что-то связанное с дизайн-студией.

У Фабьена на секунду болезненно сжимается сердце. Надо же, в жизни Сандрин произошли важные изменения, а он не в курсе!

– Хорошо, – Фред старательно избегает его взгляда, – что ты двигаешься дальше.

По этой его фразе Фабьен понимает, что у Сандрин кто-то есть. Хорошо, что ты двигаешься дальше.

И пока он несет напитки к столику, на него вдруг что-то накатывает. Сердце противно ноет, но уже не болит. Ладно, проехали. Пора ее отпустить.

– А я думала, мы будем пить вино. – Нелл делает большие глаза при виде того, что он принес.

– Самое время выпить текилы, – отвечает он. – По маленькой. Просто так, без повода.

– Ведь ты в Париже, и сейчас субботний вечер, – добавляет Эмиль. – Да и вообще, зачем нам повод, чтобы выпить текилы?

Фабьен видит у Нелл на лице тень сомнения. Но она упрямо вздергивает подбородок.

– Тогда вперед! – Она обсасывает дольку лайма, опрокидывает в себя стопку, морщится и крепко зажмуривает глаза. – О боже!

– Вот теперь мы знаем, что сейчас субботний вечер, – заявляет Эмиль. – Давайте веселиться! Ну что, гуляем до утра?

Фабьен не против. Он полон жизни и готов на подвиги. Он хочет до утра смотреть, как смеется Нелл. Хочет поехать в клуб и танцевать с ней, его рука на ее взмокшей спине, ее глаза прикованы к его. Хочет не спать до зари, но на сей раз не из‑за бессонницы, выпивать, веселиться и гулять по парижским улицам. Хочет наслаждаться ощущением надежды, которую дает тебе кто-то новый – тот, кто видит в тебе лишь хорошее, а не только плохое.

– Конечно. Если Нелл не против.

– Нелл, – говорит Эмиль. – Интересное имя. Это что, типичное английское имя?

– Самое ужасное имя на свете, – отвечает она. – Мама назвала меня так в честь героини одного из романов Чарльза Диккенса.

– Могло быть и хуже. Тебя могли назвать – как там ее звали? – мисс Хэвишем.

– Мерси Пексниф.

– Фанни Доррит.

Она хихикает, прикрывая рот рукой:

– Откуда вы все так хорошо знаете Диккенса?

– Мы слишком много читаем. Фабьен вообще только этим и занимается. Просто мрак! Нам приходится чуть ли не силком выволакивать его из дому. – Эмиль поднимает стопку. – Он у нас типа – как вы это называете? – отшельника. Он отшельник. Ума не приложу, как тебе сегодня удалось вытащить его в бар, но я просто счастлив. Salut!

– Salut! – отвечает она, лезет в карман за телефоном и удивленно смотрит на экран.

Вид у нее ошарашенный. Нелл подносит телефон поближе к глазам, точно желая проверить, правильно ли она поняла.

– Все в порядке? – спрашивает Фабьен, заметив, что Нелл как-то странно притихла.

– Все отлично. – Она смущенно теребит конец шарфа. – Если честно… нет. Думаю, мне пора уходить. Мне реально жаль.

– Уходить? – удивляется Эмиль. – Нелл, ты не можешь уйти! Вечер еще только начинается!

Нелл явно не по себе.

– Мне… мне действительно очень жаль. Но кое-что… – Она тянется за пальто и сумкой. Поднимается и протискивается мимо Фабьена. Он встает, чтобы ее пропустить. – Мне очень жаль. Кое-что… кое-кто приехал и хочет меня видеть. Я должна…

Он смотрит на нее сверху вниз и сразу все понимает по выражению ее лица.

– У тебя есть бойфренд.

– Вроде того. Да. – Она нервно кусает губу. Фабьен сам от себя не ожидал, что будет настолько разочарован. – И сейчас он неожиданно появился в отеле.

– Тебя отвезти?

– Спасибо, нет. Пожалуй, пойду пешком.

Они подходят к двери.

– Ладно. Дойдешь до церкви, там повернешь налево – и ты на улице, где твой отель.

Она не решается на него посмотреть. Наконец она поднимает глаза:

– Мне на самом деле жаль. Я замечательно провела время. Спасибо.

Он пожимает плечами:

– De rien.

– Пустяки, – переводит она.

Хотя нет, вовсе не пустяки. Он понимает, что не может попросить у нее номер телефона. Не теперь. Он машет рукой. Она бросает на него прощальный взгляд. А потом, будто нехотя, поворачивается и уходит. И вот она уже быстро идет, можно сказать, почти бежит в сторону церкви, ее сумка болтается где-то за спиной.

– Ты говорил, она импульсивная. – Рядом с ним возникает Эмиль. – Но… что случилось? Я что-то не так сказал?

Пит ждет Нелл в холле отеля. Сидит, широко расставив ноги и раскинув руки на спинке дивана, и при виде Нелл даже не думает встать.

– Детка! – (Она каменеет. Смотрит на администраторшу, которая напряженно всматривается в какие-то бумаги.) – Сюрприз!

– Что ты здесь делаешь?

– Я тут подумал, что мы вполне можем превратить уик-энд в Париже в одну ночь в Париже! Это все равно зачтется, верно?

Она стоит как изваяние посреди холла:

– Но ты ведь сообщил, что не приедешь.